Детективные Задачи. Часть 6
Иногда так бывает, что все вокруг кажется нелогичным, но если подумать, то оказывается все гораздо проще…
Анискин лежал в гамаке на своем небольшом дачном участке, когда через забор его окликнула соседка-пенсионерка Анфиса Гавриловна. Смущаясь и краснея, старушка попросила сыщика занять ей пять тысяч рублей.
— Конечно, Анфиса Гавриловна, — Анискин полез в портмоне. — А если не секрет, зачем вам?
— Змееловам заплатить надо, — вздохнула старушка. — Они меня, можно сказать, от смерти спасли!
— Змееловам? — удивился Анискин. — Пойдемте, я с ними познакомлюсь. А вы мне по пути расскажите, откуда они взялись.
Пока они шли к участку Анфисы Гавриловны, пенсионерка поведала:
— Я тут в журнале прочитала, что ужасную опасность для дачников представляют змеи…
— Так у нас их отродясь не водилось, — перебил ее Анискин.
— Знаю! — твердо возразила старушка. — Но в журнале черным по белому написано, что в этом году в наших краях наблюдается настоящее нашествие гадов, они появляются даже там, где их не никогда было, и атакуют людей. Природная аномалия! И вот в статье написано, что уже 8 людей умерли в страшных муках, а в конце был телефон конторы змееловов.
«Все ясно, — подумал Анискин. — Реклама — двигатель торговли».
— В общем, я их вызвала, они приехали, а там сотрудник окинул взглядом мой участок и говорит: «Ну, бабуля, вовремя ты нас вызвала. У тебя тут гадюк полно. Еще бы немного — и сожрали бы тебя живьем». Потом схватил мешок и пошел на участок — к дровянику там в траве шуршал палкой, а потом под дом полез, слышу, кричит: «Есть! Ну, бабка, век за меня Бога будешь молить! У тебя тут три гадючьих гнезда, они уже яйца отложили!» Вылезает, показывает, а у него в мешке, действительно, три змеи живые и куча их яиц. Вот видите, сосед, как хорошо, что в журнале такие полезные статьи печатают! А ну как меня бы или внуков змеи покусали?
Тем временем они подошли к участку пенсионерки. У калитки изнутри ее ждал уже крупный, веселый, розовощекий парень в защитном комбинезоне.
— Ну что, бабуля, принесла «бабули»? — громко захохотал змеелов над своей несмешной шуткой.
— Принесла, сынок, принесла, — мелко закивала Анфиса Гавриловна.
— Давай, бабуля, еще раз посчитаем, по прейскуранту. Пенсионерам у нас скидка! — сказал парень и слегка приоткрыл мешок. Оттуда послышалось шипение.
— Ой, сынок, ты мне лучше эту гадость не показывай. Скажи просто точно, сколько с меня! — испуганно отшатнулась Анфиса Гавриловна. А Анискин все же заглянул в мешок. Там действительно находились три змеи — гадюки с характерной зигзагообразной полосой на спине и (сыщик не поленился посчитать) 14 небольших, светло-серых, с пятнышками, яичек.
— Давай считать, бабуля! Отлов гадюки по прейскуранту — 2 тысячи рублей за штуку. Разорение змеиных гнезд, — розовощекий сверился с бумажкой, — по 300 рублей за каждое яйцо. Итого — десять тысяч двести рубликов. Но как пенсионеру делаю скидку — 10 процентов. Давай девять тысяч и живи спокойно!
Анфиса Гавриловна протянула парню пятитысячную, взятую у Анискина, и ворох сторублевок.
— Спасибо, сынок, спас ты меня от лютой гибели!
— Не за что, бабуль! — весело ответил парень. — Ну, бывай, если что — обращайся. Всегда приду на помощь и гадов уничтожу!
— Я вас провожу, — сказал розовощекому Анискин, когда тот отправился к своему микрофургончику. У машины сыщик твердо взял парня за локоть и, глядя ему в глаза, потребовал:
— Немедленно верните деньги! Как вам не стыдно обманывать старуху?
— Эй, ты кто такой? — начал было заводиться парень, но, едва увидев перед глазами удостоверение, пошел на попятный. — Ну ладно, ладно. На, держи, отдай старухе. Ты меня не видел, я тебя не видел. Поехал я, у меня еще клиентов на сегодня куча — спасибо нашей любимой прессе. Буду от змей людей спасать. — Парень вновь пришел в хорошее настроение. — Аревуар, гражданин начальник!
«Отличный бизнес, — подумал Анискин, вернув деньги соседке. — Напугал людей, потом приезжаешь на вызов, везешь змей и яйца в мешке, а потом делаешь вид, что только что их обнаружил. Голь на выдумки хитра!»
Как Анискин понял, что змеелов обманывает старушку?
Гадюки относятся к живородящим змеям, поэтому процесс развития яиц происходит внутри самок, после чего детеныши появляются на свет уже готовыми к самостоятельной жизни. В отличие от многих других змей, яиц гадюка не откладывает.
— Леночка, меня ни для кого нет! — пророкотал густой бас из селектора на столе у секретарши.
— Простите, Леночка, но мы все-таки войдем! — твердо заявил Анискин девушке, которая попыталась грудью встать на защиту кабинета босса. Полицейский оператор забубнил в микрофон видеокамеры: «Съемка от 2 августа 2012 года. Адрес…» Анискин открыл дверь кабинета и шагнул внутрь. Увидев сыщиков в форме, хозяин аж подскочил на месте, но тут же взял себя в руки.
— Чем обязан? — изображая приветливую улыбку, спросил он.
— Митрофанов Антон Григорьевич?
— Точно так.
— Вы можете что-то сказать о судьбе похищенного гражданина Орлова?
Митрофанов на секунду побледнел — имя ему явно было знакомо, но, не стирая с лица улыбку, ответил:
— А кто это? Почему вы вообще спрашиваете об этом меня? Ничего себе денек начинается, только пришел на работу, а тут какие-то обвинения…
— Карты на стол! — заявил Анискин. — По оперативной информации, вы возглавляете группировку рейдеров, которая интересуется предприятием, принадлежащим господину Орлову. Вчера его похитили. Мы предполагаем, что это сделали по вашему приказу.
Мужчина за столом перестал улыбаться:
— Какие рейдеры? Я — честный бизнесмен. По какому праву вы врываетесь в мой кабинет?
— Жена Орлова пояснила, что после телефонного разговора он куда-то засобирался, сказал, что именно вы предложили ему «решить вопросы». После чего он ушел из дома и больше не вернулся.
— Наглая ложь! — возмутился Митрофанов.
— А что вы скажете, когда узнаете, что на телефонной станции нам подтвердили: звонок был сделан именно из вашего кабинета?
Судя по бегающим глазкам мужчины, он судорожно придумывал ответ. В конце концов Митрофанов ответил:
— Я думаю, меня подставили. Кто-то проник в мой кабинет и сделал этот звонок. Я легко докажу это, поскольку целых три дня не появлялся на работе. Моя секретарша это подтвердит. Верно, Леночка?
— Конечно, Антон Григорьевич. Вас не было на работе целых три дня! — закивала секретарша, которая все это время торчала в дверях.
Анискин и Сидоров досадливо переглянулись. Не надо было пускать ее в кабинет, а тут — сами дали возможность боссу сделать секретарше «тонкий» намек. Конечно, она будет защищать работодателя до последнего, даже если придется соврать полиции. Но что сделано, то сделано, и Анискин продолжил допрос:
— Хорошо, а кто мог попасть в ваш кабинет?
— Да мало ли, — пожал плечами Митрофанов. — У меня здесь ценностей нет, дверь хлипкая, замок тоже легко вскрыть. Леночка, вы куда-нибудь вчера отлучались?
— Да, Антон Григорьевич, — вновь поняла «намек» секретарша. — Вас не было, поэтому я ушла пораньше. Думаю, проникнуть к вам в кабинет труда не составляло.
— Я ответил на ваши вопросы, господа? — привстал Митрофанов. — Если да, то, простите, у меня очень много работы.
— Елена, то есть вы подтверждаете, что вашего начальника не было на работе три дня? И самое главное — вчера? — обратился Анискин к секретарше.
— Именно.
— А вы сами не входили к нему в кабинет?
— Да Бог с вами! Конечно, нет! Я сюда захожу только по приглашению Антона Григорьевича, — слегка покраснев, ответила Леночка.
— А вы, Антон Григорьевич, только-только пришли на работу, верно?
— Да!
— В таком случае, прошу вас проехать с нами в отдел. Будете отвечать за лжесвидетельство. Думаю, посидев в камере, вы измените показания.
Вскоре рыдающая Леночка, прижатая доводами Анискина, уже призналась, что просто помогала боссу создавать алиби. Вслед за ней, поняв, что запираться бесполезно, раскололся и Митрофанов. Чтобы облегчить свою участь, он указал, где именно его люди держат Орлова. Заложник был освобожден.
Как Анискин понял, что оба ему врут, и чем он «прижал» секретаршу?
На стене висит перекидной настенный календарь, курсор-бегунок которого установлен на дате 1 августа. Значит, вчера в кабинете кто-то был, перевернул страницу календаря и установил бегунок на дату 1 августа. Посторонний человек этого делать бы не стал…
Директриса дома престарелых вела Анискина и Сидорова по коридору, в котором довольно невкусно пахло квашеной капустой. По дороге она рассказывала им о случившемся:
— Сегодня ночью мне позвонила дежурная. Она поведала, что к ней пришел взволнованный Иван Олегович и сказал, что, совершая моцион по аллее, наткнулся на труп Осипа Варфоломеевича, из груди которого торчал нож. Я сразу же вызвала полицию. А как только прибыла на рабочее место, ко мне в кабинет заглянул Митрофан Арнольдович, который сказал, что видел момент убийства, а преступник — Иван Олегович.
В этот момент у Анискина зазвонил мобильник, и майор выслушал отчет эксперта: «Три ножевых в грудь. Приблизительное время смерти — 7 часов утра».
— Если я правильно понимаю, все трое — подопечные вашей богадельни? — тем временем спросил Сидоров.
— Что значит богадельня! — возмутилась женщина. — У нас лучший дом престарелых в районе! Пойдемте, я покажу вам грамоты!
— Извините моего коллегу, — вздохнул Анискин. — Он, как и положено молодым, не верит, что когда-то будет стариком, а потому не в меру циничен в вопросах возраста.
— Да, все трое, в том числе и погибший, — обитатели нашего заведения, — успокоилась директриса. — К слову, пожилые люди — довольно сложный контингент. Они часто насмерть враждуют из-за мелочей. Но эти трое — Иван Олегович, Осип Варфоломеевич и Митрофан Арнольдович — бьют все рекорды. Они, что называется, воюют, то есть воевали друг с другом уже несколько лет. Так что совершенно не удивляюсь, если Иван Олегович действительно встретил недруга во время утренней прогулки и ударил его ножом…
— Знаете, что? — предложил Анискин. — А давайте соберем обоих старичков в вашем кабинете и выслушаем их версии.
Через несколько минут вся компания была в сборе. Низенький, со всклокоченной шевелюрой Иван Олегович, видимо, для солидности надел пиджак с медалями и орденами. Высокий, но лысый Митрофан Арнольдович с наушником слухового аппарата в ухе и очками с толстыми линзами, наоборот, пришел на встречу в цветном халате. Первым свою версию изложил Иван Олегович:
— Я страдаю бессонницей и каждый день примерно в шесть утра хожу на прогулку (Анискин поглядел на директрису — та утвердительно кивнула). Сегодня дошел до конца аллеи, не заметив ничего подозрительного. Примерно через полчаса я возвращался и метрах в пятидесяти от корпуса, где находятся наши спальни, наткнулся на лежащего Осипа. Тронул его за руку — он был еще теплый, но пульс не прощупывался. Из груди торчал нож. Я тут же побежал к дежурной и доложил о происшествии.
— Врешь ты все, — спокойно заметил Митрофан Арнольдович. — И медали бы снял, не позорился. Все знают, что ты бывший полицай!
— Полицай? Я кровь на войне проливал! Да я тебя за эти слова… — сыщики едва успели схватить рванувшегося в сторону недруга старика.
— Видите? — спросил Митрофан Арнольдович. — Он же псих, чуть что, убить готов. И Осипа он пришил. В общем-то, правильно сделал, уж больно тот гнусный был, ворюга и пьяница, но убивать никому не дано право!
— Расскажите, что произошло сегодня утром? — спросил Анискин.
— Около семи утра я еще дремал. Вдруг меня разбудил громкий крик, раздавшийся со двора. Я бросился к окну и увидел, как этот мерзкий старикашка (он брезгливо ткнул пальцем в побагровевшего противника) трижды ударил Осипа в грудь ножом. Гнусно ухмыльнулся, а потом, как ни в чем не бывало, пошел в сторону спального корпуса. Осип остался лежать на асфальте. Я оделся и пошел докладываться в кабинет директора.
— Это ложь! — закричал Иван Олегович. — Я никого не убивал. Я нашел уже труп!
— Все ясно, граждане. Попрошу вас пройти со мной! — Анискин указал на подозреваемого.
Кого и почему заподозрил сыщик?
Преступник – Митрофан Арнольдович. На ночь слуховой аппарат снимают, значит, спящего пенсионера не мог разбудить крик. Кроме того, труп обнаружен в 50 метрах от здания: вряд ли старик, который носит очки с толстыми линзами, мог на таком расстоянии увидеть все подробности убийства, сосчитать количество ножевых ударов и тем более рассмотреть ухмылку на лице Ивана Олеговича.
Однажды к Анискину заглянул его бывший коллега, недавно вышедший на пенсию Федор Смолов.
— Салют! — поздоровался он. — Есть интересные новости. Анискин вздохнул. У Федора и раньше-то был пунктик, а после выхода на пенсию он превратился в настоящую манию. Бывший страж порядка страстно интересовался делом английского маньяка Джека-потрошителя, собирал о н ем литературу, в том числе и достаточно редкую, делал запросы в архивы.
Почему-то Федор вообразил, что со временем сумеет установить личность негодяя, полтора века назад убивавшего лондонских проституток. В принципе, ничего плохого в этом хобби не было, но общаться с ним стало тяжело. Увы, сегодня Анискин не сумел отказать бывшему коллеге — тот с самого утра позвонил и сообщил, что у него есть «важные новости по делу».
Анискин поудобнее утроился в кресле и принялся слушать Федора, который размахивал руками и брызгал слюной:
— Помнишь, к нам британские полицейские с визитом приезжали, когда я еще работал? Я тогда с одним из них — Бобби Брауном — познакомился. Веселый такой мужик, мы с ним, помню, выпили, он все время меня подкалывал. Ну и я в долгу не остался, помню, на 1 апреля его классно разыграл, все англичане хохотали. С тех пор мы понемногу связь поддерживали, переписывались, поздравляли друг друга с праздниками. Он знает о моем интересе к делу Джека-потрошителя и совсем недавно прислал мне письмо. Вот оригинал, а вот перевод. Я сначала сам начал переводить, а потом понял, что тут архиважные сведения, и чтобы максимально точно все понять, обратился в бюро переводов.
Федор протянул приятелю три листа бумаги. Анискин, не слишком сильно владевший английским языком, лишь мельком глянул на оригинал и сразу погрузился в чтение перевода:
«Дорогой друг! Зная о твоем интересе к этому ужасному делу, высылаю тебе прелюбопытный документ. Это текст неизвестного пока широкой публике письма Джека-потрошителя, которое только недавно было найдено в архиве. Когда его опубликуют, это будет настоящая бомба. Это письмо было прислано Джеком в небольшую лондонскую газетенку, но редактор не решился опубликовать его и сразу переслал в Скотленд-Ярд. Я же после окончания службы в полиции как раз перешел на архивную работу и, разбирая бумаги, случайно наткнулся на него. Я хочу сделать тебе, мой друг, шикарный подарок, и высылаю копию письма».
— Ого! — воскликнул потрясенный Анискин и принялся за третий листок — собственно копию письма.
«Дорогой начальник, — писал неизвестный. Анискин вспомнил, что именно такими словами начиналось одно из известных писем Джека. — Я слышу, что полиция уже знает, кто я. Я смеюсь над этими жалкими утверждениями. Газеты называют меня «самым страшным серийным убийцей». Тут они правы. На улицах Лондона еще полно продажных женщин, и я буду весело играть с ними. Мой нож такой длинный и острый. Я не даю женщинам даже времени закричать. Так как вы можете поймать меня? Скоро, дорогой начальник, ты снова услышишь о моих веселых играх. Сейчас они говорят, что я доктор. Кстати, может быть, пора играть в кошки-мышки? Даю подсказку— ищите меня среди докторов. И я не простолюдин. Отправлю это письмо, как только сведу красную пасту со своих рук. Ваш покорный слуга. Джек-потрошитель».
— Сопоставив факты из этого письма с данными, что у нас уже есть, — в возбуждении едва не кричал Федор, — мы можем установить его личность. Видимо, чтобы пощекотать свои нервы, Джек решил частично приоткрыть лицо. А раз он доктор и из высшего света, значит, имя Джека-потрошителя...
— Это значит, мой друг, — покачал головой Анискин, — что Бобби Браун не простил давнего розыгрыша и, в свою очередь, решил тебя разыграть. Письмо — несомненная подделка.
Почему Анискин так решил?
Во-первых, на нижнем листе — письме от Бобби Брауна — стоит дата — 1 апреля. Бобби просто-напросто отомстил Федору, выставившему его на посмешище. Но есть более веская причина, почему Анискин понял, что речь идет о розыгрыше. В письме используются термины «серийный убийца» и «маньяк». В реальности они стали использоваться только столетие спустя — в 70-е годы 20 века их ввел в обиход криминальный психолог Роберт Ресслер.
Полицейский «уазик» затормозил у дачного участка с довольно большим домом. Местный участковый помахал сыщикам рукой, показывая, что именно здесь нужно остановиться.
— Здравствуйте, коллеги. Труп обнаружил Антон Патрикеев, который живет в дачном массиве практически круглогодично. Он же позвонил и «02». Труп явно криминальный — потерпевший задушен. Эксперт уже отработал, говорит, убийство произошло не далее, чем позавчера. Хозяина дачи уже вызвали, он должен подъехать с минуты на минуту.
Дошли до места трагедии. Труп лежал возле поленницы. Его уже слегка присыпало листьями с опадающего клена. Очевидно, его особо и не прятали.
Невысокий мужичок в кургузом пиджачке и вытертой кепке — тот самый Антон Патрикеев — рассказал:
— Это самое, я соседа-то плохо знаю. Он только этой весной дачу купил у старых хозяев. Те-то хорошие были, поддать любили, ну и соседей уважали, звали. А этот — бирюк бирюком. Появляется редко. Как у народа принято? Купил дачку — так ты, это самое, пригласи гостей, налей рюмочку, чтобы жилось хорошо. А этот — ни в какую. А я сегодня за грибами мимо его участка пошел — е-мое, смотрю, трупешник лежит! Ну, я тут же позвонил в милицию.
— Полицию, — поправил Анискин и втянул носом воздух. — С горя водочки приняли?
— Ну, дык, это самое, страшно с трупцом-то рядом быть. Чисто для храбрости!
Отправив Патрикеева в его раздолбанный домишко, сыщики дождались появления хозяина дачи — Евгения Баляйкина.
— Я тут ни при чем, — сходу заявил он. — И человека этого не знаю. Как оказался на моем участке, понятия не имею.
— Сосед говорит, что вы тут редко появляетесь, — уточнил Анискин. — Когда вы дачу посещали последний раз?
— Я, если честно, ее купил с целью дальнейшей перепродажи, — неохотно признался Баляйкин. — Вот, потихонечку привожу в надлежащий вид, огородик разбил, дом сайдингом обшил, а весной в два раза дороже перепродам. Старые хозяева алкашней были, вот и продали по дешевке. Единственный минус — сами видите, какие соседи, алкаш на алкаше.
— И все же, когда вы посещали дачу последний раз? И что тут делали?
— Ну, неделю назад — на прошлых выходных. Осмотрел, что еще нужно сделать перед продажей, — Баляйкин задумался. — Тюльпанов и нарциссов нарвал. Дров заказал машину — должны были на следующих выходных привезти.
— А к трупу вы никакого отношения не имеете? Не ваших рук дело? — наивно спросил Сидоров.
Хозяин дачи презрительно фыркнул:
— Молодой человек, сами подумайте. За забором — лес, стал бы я тело на участке бросать, чтобы первый случайный алкаш его видел и полицию вызвал?
В этот момент из своего дома, пошатываясь, вышел Патрикеев.
— Уважаемый, — окликнул его Сидоров. — Вы когда соседа своего последний раз на даче видели?
— Это самое, дай бог памяти, — задумался Патрикеев. — На прошлых выходных вроде. Хоть бы раз рюмочку налил, а то понимаешь, как не русский человек.
— Видите, — развел руками Баляйкин, — что за контингент вокруг? Небось, забрались местные ханыги ко мне, поссорились почему-то, да и закончилось все убийством. Пьянство погубит Россию! Ненавижу алкашню! Так что мне дальше-то делать? Я могу домой ехать?
— Думаю, что вам придется проехать с нами в отдел, — ответил Анискин. — В качестве подозреваемого в убийстве.
Вскоре Баляйкин написал явку с повинной. Оказалось, что он приехал на дачу посреди недели (Патрикеев его не видел, поскольку был пьян), застал на своем участке воришку и задушил его. Труп специально не стал прятать, чтобы отвести от себя подозрения — ведь убийца, по идее, должен был попытаться избавиться от тела. Позже выяснилось, что Баляйкин психически неполноценен и подвержен приступам неконтролируемой ярости. Так что вместо тюрьмы отправился в лечебное учреждение.
Почему Анискин решил, что именно Баляйкин — убийца?
Баляйкин неплохо продумал алиби — сосед видел его всего неделю назад (в то время как труп «образовался» совсем недавно). Однако он сказал, что приехал «нарвать тюльпанов и нарциссов». Неопытный дачник, он совсем забыл, что эти растения уже не цветут осенью. Именно на этой неточности и поймал его Анискин.
Анискин и Сидоров вылезли из «УАЗа» и поздоровались с директором коммерческой фирмы Виктором Бондаренко, который вызвал стражей порядка около часа назад. Поздоровавшись, сыщики попросили рассказать, что случилось.
— Горе у меня, — пожаловался бизнесмен. — Нет больше моего малыша.
— Примите наши соболезнования, — посочувствовал Анискин. — А в дежурке нам сказали, что речь идет об исчезновении машины…
— Так а я о чем? — искренне удивился Бондаренко. — «Малыш» — это мой эксклюзивный автомобиль «Феррари». Сегодня он исчез. Куда и, главное, — как, ума не приложу!
— Ну и напугали вы нас, — в сердцах сказал Анискин. — Машина — это всего лишь железо!
— Для кого как! — возразил Виктор. — Для меня это член семьи! Тем более, я не женат и бездетен — слишком много времени провожу на работе.
— Ладно, ближе к делу, — велел всерьез рассердившийся Анискин.
— Я живу неподалеку. Но двор у нас не очень хороший, хулиганья много, поэтому я всегда оставлял «малыша» во внутреннем дворе нашего предприятия. Выезд, как вы сами видели, только через главные ворота. Там круглосуточно сидит вахтер.
— Во дворе есть видеокамеры? — спросил Сидоров.
— Как назло, нет, — Бондаренко вздохнул. — Но после этого случая обязательно поставлю.
— Продолжайте.
— Сегодня утром я пришел забрать «малыша». (Анискин поморщился. Это слово резало ему ухо.). Захожу во двор, все, как обычно, — а автомобиля нет. Вахтер уверяет, что никто не выезжал, он всю ночь не спал. Врет, конечно, но ворота можно открыть кнопкой только из его комнаты. Есть, правда, подозрение, что он в сговоре с угонщиками. «Малыш» столько стоит, что любой соблазнится.
Приглашенный на беседу вахтер Бурцев (Анискин попросил Бондаренко дать переговорить с ним с глазу на глаз) заявил:
— Я здесь ни при чем. Прекрасно понимаю, что вы, расследуя дело, все равно этот факт узнаете, поэтому признаюсь откровенно: я в свое время сидел за угон. Факт этот, устраиваясь на работу, скрыл. Но я исправился и стал честным человеком!
— Боюсь, если ваш начальник узнает, что вы сидели как раз за угон, будет требовать вашего ареста, — задумался Анискин. — Но предположим, вы не при делах. Может быть, вы хоть что-то подозрительное слышали?
— Да как тут услышишь? — вроде бы, искренне ответил Бурцев. — У нас же в соседнем дворе стройка идет, сами слышите, наверное, какой гул стоит. Они даже по ночам иногда трудятся — видать, ударники капиталистического труда. Позавчера, сменщик-вахтер говорил, что грузовики песок привозили, всю ночь ревели. Вчера подъемный кран гудел, я почему, собственно, и не вру, когда говорю, что не спал. Мое дело следить за воротами, чтобы никто без спроса к нам во двор не заехал и не выехал. Так вот, через меня ни одна мышь не проскакивала.
— Интересно у вас получается. Мышь не проскакивала, а машина пропала, — сурово произнес Сидоров.
— Делайте, что хотите, — обреченно ответил Бурцев. — Конечно, я ранее судим, да еще по подходящей статье. Методы работы вашей известны — сейчас на меня всех собак повесите. Но знайте — вы подозреваете невиновного!
Вахтер понуро побрел в здание. Подошедшему Бондаренко Анискин заявил:
— Кажется, я знаю, как именно украли вашего «малыша».
Интуиция не обманула Анискина. Вскоре преступник и его подельник были задержаны, во всем сознались и отправились под арест, а «малыш» вернулся к счастливому автовладельцу.
Кто похитил «Феррари» и каким образом?
Единственный кто мог украсть «Феррари» — крановщик на стройке. Если стрелу подъемного крана развернуть — она как раз окажется прям над внутренним двором, где стоял автомобиль.
В подъезде явно обитали не слишком чистоплотные люди: все заплевано, загажено, валяются хабарики, дверь болтается на одной петле. Но по долгу службы Анискину приходилось бывать и не в таких трущобах. Сегодня он должен был опросить свидетеля по муторному уголовному делу, которое тянулось уже не один месяц.
Но до нужной квартиры майор так и не дошел: из-за двери на первом этаже внезапно донесся дикий крик, а затем — звон разбитой посуды. Что-то тяжелое с силой грохнулось на пол. Долг превыше всего — Анискин, не мешкая, позвонил в квартиру, где явно что-то случилось. Через некоторое время раздались шаги, и мужской голос спросил:
— Кто там?
— Откройте, полиция! — потребовал Анискин и показал в глазок служебное удостоверение. Некоторое время в квартире молчали. Затем дверь приоткрылась, но цепочку с двери осторожный хозяин так и не снял. В узкую щель сыщик рассмотрел невысокого мужичка в майке. Обнаженные руки густо покрыты татуировками явно тюремного содержания. Белая майка покрыта множеством явно свежих ярко-алых пятнышек — судя по всему, как определил опытный сыщик, крови. В руке мужчина держал несвежий носовой платок, которым он зажимал нос.
— Зачем полиция? — настороженно поинтересовался хозяин. — Я никого не вызывал!
— А нас не надо вызывать, мы сами приходим, — парировал Анискин известной поговоркой. — Звуки у вас из квартиры нехорошие. Можно поинтересоваться, что происходит?
— Ах, это! — осклабился мужчина щербатым ртом. — Фигня все, гражданин начальник. Я сейчас лампочку стал ввинчивать на кухне и по этому делу, — он характерным жестом щелкнул себя по кадыку, — сверзился. Носяру раскокал, весь пол в кухне залил.
— Ну, тогда ладно, — улыбнулся Анискин. — Простите, служба такая, надо бдительность проявлять. Ну, всего доброго!
Из глаз мужчины ушла настороженность, и он даже попытался изобразить вежливую улыбку в ответ:
— Всего наилучшего, гражданин начальник!
Внезапно Анискин, уже сделавший шаг в сторону, схватился рукой за сердце:
— Воды! Дайте воды!
Мужчина с топотом унесся в сторону кухни и, вернувшись со стаканом, откинул цепочку и открыл дверь полностью. В ту же секунду вскочивший Анискин ловким приемом уложил его на пол и приковал «браслетами» руку противника к трубе парового отопления. Затем Анискин бросился внутрь квартиры где, как и предполагал, обнаружил лежащего человека. Несчастный, у которого было рассечены ножом плечо и шея, уже даже не стонал. Пережав артерию и оказав бедолаге первую помощь, Анискин вызвал скорую. К счастью, раненого удалось спасти. Выяснилось, что задержанный сыщиком рецидивист в ходе пьяной ссоры ударил ножом своего знакомого и рассек ему ключичную артерию. Если бы Анискин поверил бывалому уркагану и ушел, то раненый точно скончался бы.
К счастью, сыщик понял, что собеседник ему врет. Но почему?
По брызгам крови на майке преступника. Брызги крови образуются при повреждении артерии. При внутреннем носовом кровотечении возможны потеки крови, скатывающиеся капли и т.п., но забрызгать кровью свою майку невозможно.
Как-то бизнесмен Кропотов заглянул в кабинет к Анискину и Сидорову и, убедившись, что посторонних там нет, обратился к приятелям с необычной просьбой:
— Тут такое дело — личного телохранителя хочу взять. Присоветовал знакомый одну кандидатуру — суперпрофессионал, бывший сотрудник, — Кропотов понизил голос до шепота, — одной очень важной секретной конторы. Но, говорит, оттуда ему пришлось уйти, как и вообще с госслужбы, теперь вот начинает карьеру частного телохранителя. Меня он по всем показателям устраивает, но береженого Бог бережет. Не могли бы вы с ним пообщаться, «пробить» его, так сказать? От вашего вердикта все зависит.
Получив согласие, Кропотов пригласил соискателя, который дожидался в коридоре, в кабинет, а сам присел в углу. Перед сыщиками предстал мускулистый мужчина лет сорока. Черный костюм, темные очки, безупречные сорочка и галстук. Под пиджаком смутно угадывалась кобура.
— Нечипоренко Валентин Андреевич, — представился мужчина и по-деловому сухо начал отвечать на вопросы, которые по очереди задавали ему Анискин и Сидоров: — Я бывший оперативник, сначала просто милиции, а потом сотрудник куда более серьезной структуры. Нет, назвать вам я ее, к сожалению, не имею права — все еще связан подпиской о неразглашении, хотя уже ушел в отставку. Могу лишь сказать, что речь идет об охране, — он многозначительно указал пальцем вверх, — очень серьезных персон.
— А почему ушел? — поинтересовался Анискин, наливая собеседнику кружку крепкого чая.
— Мне пришлось применить оружие, чтобы остановить попытку покушения. На меня завели уголовное дело, потому что покушавшийся оказался известным оппозиционером, и его соратники подняли шум: мол, он хотел только тухлое яйцо в правительственную машину кинуть, а его расстреляли! Раненый, к счастью, выжил, уголовное дело, как завели, так и закрыли, но из конторы пришлось уйти. Несколько месяцев проработал оперативником в уголовном розыске, но меня продолжали травить — в прессе статьи публиковали, подкидывали анонимки. Однажды даже пытались подставить — посетитель подкинул меченые купюры. Думаю, знаете, как это бывает.
Сидоров сочувственно вздохнул. А Нечипоренко закончил рассказ:
— На меня вновь завели уголовное дело, теперь уже по взяточничеству. Правда, очень быстро признали невиновным, но начальник меня вызвал и сказал: «Валентин, они тебя в покое не оставят. Стаж у тебя уже есть, лучше уходи в отставку». В общем, я так и сделал. Опыт есть — буду охранять тех, кто в состоянии заплатить за мои услуги.
— Спасибо за информацию, — улыбнулся Анискин. — Не подождете пару минут в коридоре?
— Ну, как он вам? — поинтересовался Кропотов, когда Нечипоренко вышел из кабинета. — По-моему, профессионал экстра-класса! С таким телохранителем я буду чувствовать себя как за каменной стеной! Из намеков я понял, что он охранял самого… — И бизнесмен, повторив жест Нечипоренко, показал пальцем вверх.
— Боюсь, это самый натуральный самозванец. Никакого отношения к правоохранительным органам он никогда не имел. Так что не тратьте деньги впустую, а гоните его в шею, — посоветовал Кропотову Анискин.
Какие слова Нечипоренко насторожили нашего сыщика?
Человек проработавший долгое время в правоохранительных органах никогда не будет говорить «завели дело». «Заводятся» тараканы и мыши, а уголовные дела ВОЗБУЖДАЮТСЯ!
Встретив на улице свою знакомую Тамару Солнцеву с новым кавалером под ручку, Анискин отнюдь не удивился. Тамара была женщиной любвеобильной, к тому же ей патологически не везло в личной жизни — то алкаша какого-нибудь подберет, то альфонса, то бабника.
В общем, Солнцева постоянно обжигалась, что не мешало ей с головой бросаться в пучину очередной «большой страсти», как она любила выражаться. Погоревав немного, симпатичная и не бедная бизнесвумен Тамара приступала к поискам нового кавалера, а найдя такового, спешила похвастаться им перед всеми своими знакомыми. Так что, увидев спешащего по своим делам Анискина, она издалека окликнула сыщика и поволокла своего кавалера знакомиться.
«Ну, хоть что-то приличное на этот раз», — подумал Анискин, когда пара приблизилась к нему. Действительно, кавалер Тамары производил впечатление. Во-первых, его пассия держала в руке явно недешевый букет цветов. Ну а мужественное лицо, прекрасная фигура, синяя фуражка и плащ с погонами полковника и двумя Звездами Героя справа на груди дополняли портрет идеального мужчины.
— Здравствуйте, Тамара. Приветствую, товарищ полковник, — сердечно поздоровался Анискин.
— Привет-привет! — тут же затарахтела Тамара. — Знакомьтесь, это Вадим Юрьевич. Герой полковник!
— Здравствуйте, — улыбнулся мужчина. — Тома немного путает, не просто полковник, а в отставке. Недавно завершил карьеру и вернулся в родной город. Всю жизнь по гарнизонам, один-одинешенек... И тут в ресторане так неожиданно познакомился с этой чудесной женщиной. Сразу почувствовал себя так, будто снова оказался в небе!
«Вот это комплимент!» — уважительно подумал Анискин. Тамара зарделась. Заметив любопытный взгляд, брошенный сыщиком на золотые звезды, полковник важно пояснил:
— Афганистан. Боевые операции. Но распространяться, извините, не имею права.
— Конечно, конечно, — понимающе кивнул Анискин. — Подписка о неразглашении — дело святое.
— Именно, — подтвердил отставник. — Вот если все сложится у нас с Томочкой, лет через десять (Солнцева вновь зарделась) вам все расскажу подробно.
— Какие дальнейшие планы в жизни, если не секрет? — поинтересовался сыщик у полковника.
— Пенсия у меня немаленькая, но без работы, конечно, скучно, — ответил Вадим Юрьевич. — Так что немного отдохну, а потом — снова в небо. Но теперь уже в гражданской авиации. Я, в общем-то, на чем угодно могу: от лайнера до вертолета. После соответствующей переподготовки, конечно. Но с этим проблем не будет: мы, авиаторы, друг друга крепко держимся, друзей много…
— Все ясно. Тамара, можно я украду вашего кавалера? Буквально на одну секундочку!
Отведя полковника в сторону, Анискин потребовал:
— Документы!
— Ка-акие документы? — возмутился Вадим Юрьевич. — Вы что себе позволяете?
— Отказываетесь предъявить? Тогда попрошу в отдел! — жестко остановил его излияния Анискин.
— Вадик, что происходит? — растерялась Тома, увидев, как сыщик плотно прихватил ее кавалера за локоть.
— Тома, уйми своего безумного друга! — крикнул ей бледный полковник. — А не то я с ним разберусь, как мы с «духами» разбирались!
— Тамара, я прошу прощения, что вмешиваюсь в вашу личную жизнь, — сказал растерянной женщине Анискин. — Но вы мне еще скажете спасибо. А если я ошибся, то лично принесу вам и вашему другу извинения.
В отделе выяснилось, что сыщик задержал крупного афериста, который, представляясь то офицером, то крупным бизнесменом, то капитаном дальнего плавания, каждый раз под новой маской, знакомился с состоятельными женщинами в ресторанах, заглядывал к ним «на огонек», подсыпал снотворное, а потом обносил квартиру подчистую. На его счету — десятки жертв. Но к своему гадкому ремеслу преступник сможет вернуться не скоро.
Как Анискин понял, что Вадим Юрьевич — не тот, за кого себя выдает?
Во-первых, на плаще не крепят никакие награды. Во-вторых, Звезда Героя России крепится с левой стороны груди, а не правой. В-третьих, звание Героя России начали присваивать с 1992 года, т.е. через несколько лет после вывода советских войск из Афганистана. Ну и в-четвертых, вторичное присвоение звания Героя России не производится.
«Водитель ”Форда”, немедленно остановитесь! Немедленно остановитесь! Или мы откроем огонь на поражение!» — кричал в микрофон Сидоров, и его многократно усиленный голос беглец, конечно, слышал. Но удиравший от сыщиков преступник, который только что ограбил у почты бизнесвумен, отобрав у нее почти десять миллионов рублей, лишь прибавил газу.
Сыщики никак не могли прижать его к обочине, а стрелять по колесам было небезопасно — на улицах хватало праздного люда. Срикошетившая пуля могла поразить кого-нибудь из прохожих. «Форд» оторвался от «уазика» и мелькал уже в самом конце улицы, а потом и вовсе скрылся за углом. Впрочем, когда авто сыщиков свернуло за угол, выяснилось, что им относительно повезло.
На узкой улице произошла авария, застопорившая движение, и водителю «Форда» пришлось бросить машину. Проблема же заключалась в том, что в шаговой доступности находились банк и мечеть, а стражей порядка было всего трое, включая водителя. Судя по тому, что боковых проходов с улицы не было, подозреваемый укрылся в одном из окрестных зданий. К сожалению, сыщики даже не знали примет преступника: он ударил пострадавшую сзади по голове, и она не видела его лица, а свидетели находились достаточно далеко и лишь видели, что злодей сел в белый «Форд», в погоню за которым и устремились сыщики, получив сигнал из дежурной части…
— Так, разделяемся, — как старший по званию скомандовал Анискин. — Водитель остается на месте и вызывает подкрепление. Если вдруг увидите кого-либо подозрительного, постарайтесь задержать. Старший лейтенант Сидоров проверяет банк. А я беру на себя мечеть.
Шансов было мало — не имея никаких примет, вычислить преступника по внешнему виду. Расчет на интуицию и бешеное везение. Но что оставалось делать?
Зайдя в мечеть, Анискин приуныл. Как раз шла служба, и в помещении собрались не менее двух десятков молящихся. Они стояли на коленях, низко склонив головы. Впрочем, даже если бы Анискин видел лица, это ему бы никак не помогло. Майор оглянулся в поисках какого-нибудь сотрудника мечети, кто мог бы сказать ему, не заходил ли сюда только что кто-то, но никого не обнаружил. Видимо, служитель культа тоже совершал намаз вместе с молящимися.
Анискин еще раз оглядел собравшихся, а потом вышел из мечети и набрал на мобильнике номер Сидорова.
— Ну что, коллега, как там в банке? — спросил он.
— Сижу в кабинете управляющего. Он согласился какое-то время, несмотря на возмущение клиентов, никого не выпускать из помещения. Сейчас будем смотреть записи камеры наблюдения, чтобы понять, кто вошел в здание в последние несколько минут. Так что перспективы есть, — возбужденно отчитался Сидоров.
— Вы все делаете правильно, коллега, но, кажется, мне повезло больше. Подтягивайтесь ко мне, после окончания молитвы в мечети мы его возьмем.
Когда старлей вприпрыжку прибежал к мечети, Анискин указал ему на подозреваемого. Взяли злодея, как только он вышел на улицу. В отделе при обыске у него изъяли пачки похищенных купюр и ключи от «Форда», так что доказательств причастности к преступлению оказалось с избытком. Вскоре негодяй, ограбивший бизнесвумен, уже обживал нары СИЗО, а после приговора суда отправился в лагеря.
Кого из молившихся в мечети заподозрил Анискин и почему?
Того, кто сидит в обуви. Молящиеся перед молитвой снимают обувь заходя в мечеть.
Когда Анискин вошел в кабинет, Сидоров с задумчивым видом почесывал затылок.
— О чем задумался, детина? — процитировал майор знаменитую строку из русской народной песни.
— Да вот друг сейчас позвонил, пригласил на день рожденья. Думаю, что ему в подарок купить, вроде все есть.
— Так, а чем увлекается ваш друг, коллега? Подарите ему, например, хорошую зажигалку.
— Да он не курит, не пьет, рыбалку не любит, — махнул рукой Сидоров. — Вообще, довольно своеобразный человек. Всякие стандартные подарки — ремень там, зонт — я ему уже дарил: все-таки 20 лет дружим.
— Ну, не может же быть такого, чтобы человек ничем не увлекался! — искренне удивился Анискин.
— Он, это, как его… филокретинизмом увлекается, — с трудом выговорил слово старлей. — Открытки старые собирает.
— А, филокартист! Ну, так в чем проблема? Съездите в выходные на барахолку да купите старинную открытку, — посоветовал Анискин.
— Эх, товарищ майор! — махнул рукой собеседник. — Такие вещи надо заранее покупать, где же я ее сейчас возьму. А про то, что у него сегодня день рожденья, я и забыл. Стыдно — старый друг все-таки. Но столько работы в последнее время, голова кругом…
— Это точно, — согласился Анискин. — Но я сейчас шел с обеда и возле дома культуры видел мужичка, который, как мне показалось, как раз открытками торгует. Я не присматривался, но, как я понял, коллекцию свою продает. По крайней мере, он об этом кричал, когда покупателей зазывал. Видите, как вам повезло!
— Я пулей туда-обратно! — крикнул Сидоров, выбегая из кабинета. Через пять минут он, запыхавшись, возник в дверях. — Спасибо, товарищ майор! У мужичка уже почти все разобрали, он сворачиваться собирался. Купил чуть ли не последний экземпляр, еле-еле успел. Никогда не думал, что народ у нас так старые открытки разбирает! Недешево, правда, обошлось, три тысячи отдал, но, думаю, Витька будет в восторге!
Сидоров положил на стол потрепанную открытку с солдатом в каске, винтовкой наперевес и надписью: «20 лет Советской Армии».
— Мужичок сказал, что у него батя умер, вот после него коллекция и осталась, всю жизнь мужик собирал. А ему деньги на похороны срочно нужны, вот он и продает все по дешевке. Так-то, он сказал, открытка раз в пять дороже стоит, но он скидывает за срочность.
Анискин перевернул открытку и прочитал коротенький текст, который неизвестный ныне солдат писал своей супруге: «Здравствуй, милая моя супруга Катерина Андреевна! Друг твой сердечный охраняет границу от китайских милитаристов, чтобы не покушались они на наше рабоче-крестьянское государство. Стою в дозоре, а сам мечтаю о своей ненаглядной, о нашей хате да о горячих шаньгах. Скоро, однако, встретимся с тобой — командир обещал мне отпуск. А там, глядишь, и демобилизация подоспеет. Так что, милая, через пару месяцев приеду я к тебе. Но ты все равно пиши, мне каждое твое письмо — утешение в нелегкой солдатской доле. И честь свою женскую блюди! Если что узнаю, отведаешь вожжей! Жду ответа, как соловей лета. Твой муж Иван».
— Трогательно, да, товарищ майор? — вздохнул Сидоров. — И ведь не знают еще, что скоро война начнется.
— А ваш Витек хорошо в открытках разбирается? — внезапно спросил Анискин.
— Ну, он больше десяти лет коллекционирует, — ответил слегка сбитый с толку Сидоров. — Так что, наверное, да.
— Тогда рекомендую вам, коллега, открыточку эту себе оставить или выкинуть, а другу не дарить. Подделка это. Жаль, что столько денег вы потратили на пшик.
— Да ладно вам, товарищ майор! — обиделся старлей. — Прям уж вы такой филокретинист и эксперт, чтобы сходу определить, подделка это или нет.
— А тут не надо филокартистом быть. Не верите? Сейчас докажу — ларчик легко открывается.
И доказал.
Как Анискин понял, что открытка — подделка, а не шедевр советской эпохи?
«20 лет Советской Армии» — значит, дело происходит в 1938 году. Но в то время армия называлась РККА (Рабоче-крестьянская Красная). Советской она стала лишь в 1946 году. То есть на подлинной открытке должно было быть написано: «20 лет РККА». Кроме того, солдат изображен в погонах. Погоны же, упраздненные после революции, в РККА появились лишь во время войны — в 1943 году.
Когда в кабинет к Анискину зашел сержант Петров, одетый в гражданское, сыщик был весьма удивлен:
— У вас разве сегодня не выходной?
— Выходной, выходной, товарищ майор (пожилой сержант никак не мог запомнить, что вместо «товарищ» надо говорить «господин»). Просто так получилось. Я в трамвае на рынок ехал, вдруг слышу, женщина кричит, что ей сумку порезали. Я вагоновожатому приказываю: «Двери не открывать!» — а сам бегом к потерпевшей, благо народу было немного. Удостоверение предъявил, смотрю — кошелек ее валяется, а рядом три мужика стоят. Гражданочка говорит: «Вот они стояли рядом, мне что-то подозрительным показалось, полезла в сумку проверить кошелек, а сумка порезана!» Кошелек, кстати, на полу валялся — видать, кто-то из троицы сбросил. Ну, я их всех задержал и сюда. Сидят в коридоре, голубчики. Двое явно уголовники, а третьего я уж для порядка прихватил. Он историк, всю дорогу нас развлекал и просил отпустить. Но я не поддался.
— В коридоре сидят? Пойду гляну! — Анискин встал и подошел к двери.
Приоткрыв ее, он увидел довольно удивительную картину. По правде сказать, он ожидал, что уголовники, как их определил Петров, даже невзирая на присутствие рядом полицейского будут ущемлять интеллигента. Однако вышло наоборот.
Благообразный мужчина в очках что-то живо рассказывал, размахивая руками, а двое других задержанных да и сержант в форме и с автоматом завороженно, раскрыв рты, наблюдали за ним. Анискин прислушался. Мужчина вещал:
— И вот представьте, Древний Рим. Гигантский Колизей, 50 тысяч человек полностью заняли зрительские места. Толпа ревет, ожидая начала зрелища. И вот в императорской ложе появляется он, кумир Рима, Гай Юлий Цезарь. «Виват, Цезарь! Виват, император!» — вопит публика. Цезарь поднимает вверху правую руку — внимание! А затем резко опускает ее. Это знак к началу игр. Ворота, ведущие в подтрибунные помещения, распахиваются, из них выбегают бестиарии, с противоположной стороны со страшным рыком один за другим выбегают тигры. Они бросаются на гладиаторов, но те ловко сражаются со зверями, и вскоре весь песок арены покрыт полосатыми трупами. Но толпа ждет. Битва с тиграми — не главная изюминка представления. И вот друг против друга встают вооруженные и закованные в доспехи гладиаторы. Начинается сеча. Один за другим погибают мужественные борцы. По песку течет человеческая кровь. В итоге остается лишь один гладиатор. Он подходит к раненому сопернику и, подняв меч, ждет решения императора. Цезарь опускает вниз большой палец. Несчастный обречен... Миг — и его голова отделена от туловища. Толпа ревет. В этот момент тысячи людей считают императора настоящим богом. И Цезарь чувствует это. Он обожает такие мгновения. Величественно повернувшись, Цезарь уходит...
Дав рассказчику закончить, Анискин вышел в коридор.
- Так, что тут у нас? — сурово спросил он.
- Да ни за что задержали! — заявил один из мужчин с характерными наколками. — Я свое отсидел, уже в завязке.
- И я в завязке, — заявил второй, — только месяц назад с зоны вернулся, от звонка до звонка оттрубил. Тетка сама, небось, кошель выронила.
- Простите, господин полицейский, — обратился к Анискину третий мужчина. — Я очень спешу, у меня урок истории в школе. Вы всегда можете найти меня там. Пожалуйста, дайте мне возможность отправиться на занятия.
- Да, отпусти историка, гражданин начальник, чего его мучить! — заявил один из уголовников. — Его же дети ждут!
Анискин с хитрым прищуром оглядел всех троих.
- Отпустить? Можно и отпустить. В общем, вы двое свободны, а вот вас, гражданин, я попрошу остаться. Думаю, именно вы порезали женщине сумку и пытались украсть кошелек.
Кого решил задержать Анискин и почему?
«Историк» допустил сразу два грубейших ляпа. Во-первых, Гай Юлий Цезарь не мог быть императором, ибо Рим тогда был республикой, а не империей. Во-вторых, Колизей возвели намного позже гибели Гая Юлия. Цезарь был убит в 44 году до нашей эры, а Колизей закончили строить лишь в 80 году нашей.
Когда Анискин и Сидоров прибыли на вокзал, до отхода поезда на Калининград оставалось всего ничего. А значит, работать надо было максимально быстро. В полицию поступила оперативная информация, что в поезде поедет жулик по кличке Банкир, недавно создавший финансовую пирамиду и выманивший у простодушных горожан несколько миллионов рублей.
Банкир никогда напрямую не общался с обманутыми им людьми, только по телефону. Поэтому полиция располагала лишь приблизительным его описанием, которое дала уборщица арендованного им офиса: она пару раз видела начальника, когда он приезжал на работу рано утром. Увы, старушка была подслеповата. Остальным же сотрудникам офиса доводилось заходить к нему на «ковер», но кабинет всегда был погружен в полумрак, а босс сидел за столом в черных очках, скрывавших пол-лица.
Все та же старушка в последний день работы офиса слышала, как Банкир сказал кому-то по телефону: «Завтра еду в Калининград». И потому полицейские в штатском отслеживали всех мужчин, кто пытался сесть на поезд и хоть немного подходил под описание. Пока все было мимо. Анискин допускал, что мошенник мог специально дезинформировать уборщицу, но это был единственный шанс отловить мошенника по горячим следам.
Итак, в линейном отделе на вокзале сидели трое мужчин, отдаленно смахивающих на Банкира. Документы у всех были в порядке. Сидоров, конечно, предложил задержать их на сутки и побеседовать по душам, но Анискин сделал ему суровый выговор:
— Коллега, да вы что?! Где это видано, чтобы страж порядка в России задерживал гражданина без достаточных на то оснований? Не было такого и не будет никогда!
Сыщики зашли в отделение для задержанных, к слову, действительно слегка похожих. Документы у всех троих, судя по всему, были в порядке. И оставалось всего несколько минут для того, чтобы мужчины могли успеть на поезд. Что делать? Анискин взял паспорт первого задержанного:
— Дмитрий Сергеевич, зачем вы направляетесь в Калининград?
— После отсидки возвращаюсь, — хмуро буркнул тот. — Сперва думал у вас в городе зацепиться, но к чужакам тут как-то не очень. Своих сидельцев хватает. Три недели на стройке поработал, так начальник в конце концов заявил, что я рубанок украл, и зарплату не заплатил. Сказал, еще раз появлюсь на стройке, велит охране на меня собак спустить. Хорошо, кореша помогли — собрали на билет до Калининграда. В родном дому, как говорится, и стены помогают!
- А вы, Виктор Борисович? — обратился Анискин ко второму мужчине.
- Дело в том, — начал второй задержанный, — что я — профессиональный ювелир. И у меня в Калининграде живет старший брат. Недавно он основал артель по изготовлению всяких интересных штучек и поделок из янтаря, которым, как вы знаете, славится этот край. Вот он и вызвал меня в помощь. Конечно, я с янтарем никогда не работал, моя стезя — драгметаллы и камни. Но у меня, к сожалению, дело не пошло, мастерская разорилась, а тут как раз пришло предложение от брата. Думаю, ничего принципиально сложного там не будет, с моим-то опытом мы можем далеко пойти!
- Ясно, — кивнул Анискин. — А вы, Федор Михайлович?
- Я тоже возвращаюсь на родину, — ответил третий мужчина. — Мои дедушка с бабушкой родились, встретились и поженились как раз в Калининграде. Когда бабушка была беременна моей мамой, началась война. Деда призвали на фронт. Он простым пехотинцем дошел почти до самого Берлина, где и пропал без вести. Бабка и мать принципиально не хотели переезжать из Калининграда, им казалось, что так они предадут память деда. Я закончил институт в другом городе, в конце концов даже, стал обеспеченным человеком, но мама так и не переехала ко мне. Хочет ухаживать за родными могилками. А сейчас мне соседка по телефону сообщила, что мать очень плоха. Сильно болеет. Вот я и еду ее навестить, может быть, в последний раз.
— Понятно, — кивнул Анискин. — Что же, всем спасибо, все свободны. То есть не все, а двое. А вас я попрошу остаться, гражданин Банкир!
Кого задержал Анискин и почему?
Анискин задержал Федора Михайловича. Калининград стал называться так лишь после Великой Отечественной войны, когда он отошел к СССР. Ранее это был прусский город Кенигсберг. И призваться отсюда «на фронт» в Красную армию дед подозреваемого никак не мог.
Однажды к Анискину заглянул его сосед, Вениамин Освальдович Шмидт, пожилой учитель литературы. Он долго мялся у порога, прежде чем сыщик буквально насильно затащил его на кухню и налил ароматного чая. Шмидт, интеллигентно отставив палец, отхлебнул из чашки, вытер выступивший на лбу пот и, наконец-то, решился:
— Сосед, вы не могли бы занять мне денег?
Вот уж чего Анискин не ожидал! Учитель на пьющего не похож. Видимо, ситуация у него действительно непростая.
— Сколько нужно?
— 50 тысяч рублей.
Профессиональное подозрение закралось в голову Анискина:
— Я так понимаю, Вениамин Освальдович, вам позвонили, сказали, что ваш сын избил человека и нужны деньги, чтобы замять дело?
— Да Бог с вами, — замахал руками Шмидт. — Дело совсем в другом. Учится у меня в классе мальчик один, Игорек Колыванов. Хороший паренек, но вот с родственниками не повезло. Матери нет, а отец — бывший филолог, даже преподавал в институте, насколько я знаю. Но после смерти жены покатился по наклонной дорожке, запил, перебивается случайными заработками, сдает макулатуру, стеклотару. В общем, Игорь тоже — мальчик непростой, но, как мне кажется, хороший.
— Вы хотите помочь ему? — догадался Анискин.
— Не совсем так. В общем, дослушайте. Недавно Игорь пришел ко мне и сказал: «Папа на днях собирал макулатуру в заброшенном старом доме на улице на окраине города и там нашел какие-то бумаги. Увидев, что это нечто старинное, он принес их домой. Большая часть не представляла интереса — какие-то счета, записки, но одно папе показалось любопытным. Вы не могли бы его посмотреть?» — и Игорь протянул мне вот эту потертую, но неплохо сохранившуюся бумагу, исписанную мелким почерком. И вы не поверите, сосед, что это!
— Что же? — заинтересованно спросил Анискин.
— Я вам сейчас прочитаю, и вы сами все поймете. В моих руках оказался документ неимоверной ценности! Итак:
«Милая Наталья Соломоновна! Мой несносный характер привел меня к тому, что я завтра стреляюсь с вашим братом Николаем. Изменить уже ничего нельзя. Получилось, как в моем "Герое нашего времени" — я люблю и уважаю Николая, но словно демон заставлял меня издеваться над ним, унижать, даже при дамах. Боже, как стыдно! Дуэль — это лотерея, но я чувствую себя виноватым перед ним и вами и потому принял решение — буду стрелять в воздух. Поединок, конечно, не пройдет нам даром, но, как здесь говорят, дальше Кавказа не пошлют. Ни в Тифлисе, ни в Пятигорске ничто меня не держит. Много ли нужно боевому офицеру? Сабля да конь, пистолет, да курительная трубка, да зубная щетка, мундир да честь, коя, я смею вас уверить, Наталья Соломоновна, останется незапятнанной. У меня есть предчувствие, что и Николай не захочет стрелять в меня всерьез и пустит пулю в воздух. После этого я отправлюсь в самый дальний гарнизон, в самое пекло, где буду биться с черкесами и умру с вашим именем на устах. Ну а если, паче чаяния, я выживу, то, милая Наталья Соломоновна, я бы хотел, простите меня за дерзость, сделать вам предложение. Завтра после поединка отправлю вам это письмо и с величайшим нетерпением буду ждать ответа. Ваш М.Ю.».
— Вы понимаете, что за документ у меня в руках? — вскричал Шмидт. — Письмо Михаила Юрьевича Лермонтова сестре своего убийцы — Николая Мартынова. Это открывает нам поэта совсем с иной стороны! Увы, папа Игоря, увидев мою заинтересованность, потребовал за письмо деньги. В противном случае угрожает сжечь письмо. Так можно ли у вас одолжиться, сосед? Я скоро отдам, у нас будет 13-я зарплата!
— Денег я вам не дам, потому что даже без экспертизы ясно, что письмо поддельное, — сурово ответил Анискин. — А с папой Игоря я поговорю и надеюсь, он исправится.
Почему Анискин не поверил в подлинность письма?
Отец Игоря неплохо подделал стиль Лермонтова и умело оперирует фактами. Прокололся он на бытовых мелочах. Погибший в 1841 году Михаил Юрьевич никак не мог назвать зубную щетку предметом, необходимым офицерам. В России тогда зубы чистили зубным порошком при помощи пальца, щетки вошли в моду гораздо позже. Да и обсуждать вопросы гигиены с дамой в то время было не принято.
Однажды Анискин прочитал на улице афишу: «Выставка-продажа старинной русской игрушки и прочего антиквариата. Приходите, не пожалеете!».
«А почему бы и не сходить? — решил сыщик. — Всяко интереснее, чем субботнее утро перед телевизором просидеть». Подумано — сделано. Холодным осенним утром Анискин, натянув пуховик, отправился на выставку-продажу. Зайдя в здание Дома культуры, сыщик понял, что пришел сюда не зря. Сколько же здесь собралось народу!
Сначала Анискин отправился в отдел оловянных солдатиков, к которым с детских лет неровно дышал. К двум экземплярам даже приценился, однако, услышав цену, присвистнул и отошел. Увы, честному майору такие покупки были не по карману. Ну да ничего. Даже просто походить по фойе Дома культуры было интересно.
Анискин подошел и к прилавкам, где седобородые старцы (вообще, большинство продавцов были старше среднего возраста) выставили старинные открытки и фотографии. Между ними шел неторопливый спор о том, кто был круче: французские или немецкие фотохудожники времен Первой мировой. Анискин попытался прицениться и здесь, но цена снова не порадовала.
— Эй, мужик! — внезапно окликнули его. Анискин обернулся. Из-за колонны в дальнем полутемном углу фойе его манил пальцем довольно молодой мужчина с испитым лицом. Он был одет в длинное поношенное пальто. Анискин огляделся. Точно, звали именно его. Заинтересованный сыщик подошел к мужчине.
— Дешевым антиквариатом интересуешься? — спросил тот. Анискин кивнул. — Смотри, чего есть.
Он украдкой распахнул пальто, и глазам сыщика предстала довольно большая матрешка. Правда, цвета на ней уже очень сильно потускнели от времени, но сразу было видно, что делал и расписывал ее истинный мастер.
— Можно присмотреться, потрогать и при желании приобрести, — негромко тараторил мужик, пока Анискин, взяв матрешку, повертел ее в руках, а затем открыл. Внутри находилась кукла меньшего размера, также с выцветшей от времени росписью.
— Ворованная? — строго спросил Анискин.
— А ты мент, что ли? — агрессивно спросил мужчина.
— Нет, конечно, — покачал головой сыщик. — Просто у меня принцип, я ворованное не покупаю.
— Да нет, «чистая» матрешка, — смягчился мужчина. — Бабкино наследство. Короче, фишка такая. Матрешка реально очень старая. Мой прапрапрапрадед (хотя в числе «пра» я могу ошибаться!) был крепостным, отличным плотником. Барин его знал и ценил. Был он женат, но жена никак не могла зачать. Ездила на богомолье, все дела. И однажды чудо свершилось — она забеременела. Барин весь светился, ожидая наследника. За месяц до предполагаемых родов он вызвал любимого плотника и велел ему к рождению первенца сделать чудо-матрешку. Ну, прапрапрапрадед и приступил к работе. Работал он день и ночь и успел точь-в-точь к родам. Когда над деревней зазвонили колокола, возвещая о рождении ребенка, он отправился в барский дом. «Поздравляю, господин, с рождением барчука», — и протянул матрешку. Но вдруг барин как закричит: «На конюшню мерзавца! Дать ему сто розог». Деда наказали. Он идет, плачет, не понимает, за что. Матрешку в руках несет. А на следующий день барин его к себе позвал и говорит: «Прости меня, Герасим. Ты же не со зла меня поздравил, ты не ведал, что у меня не сын родился, а дочь. Но видеть я больше тебя не хочу. Вот тебе сто рублей, а вот тебе вольная. Прощай, Герасим». Прадед мой в город ушел, стал там знаменитым плотником и резчиком, хорошо зарабатывал. А матрешка эта у нас в семье из поколения в поколение передавалась. Только мне не повезло, у меня родители погибли, когда я маленьким был, бабушка меня воспитывала. Бедность, а то и нищета. Она вчера умерла, а мне ее хоронить не на что, вот я и решил фамильную реликвию продать. Купи, мужик, не сомневайся, вещь старинная и очень дорогая!
— Душевная история, — усмехнулся Анискин. — Только не подвело вас чутье, гражданин, я и вправду из полиции. Пройдемте в отдел, где и оформим вас за попытку мошенничества.
Почему Анискин не поверил в трогательную историю продавца матрешки?
Матрешки — это не старинные русские игрушки, а относительный новодел. Лишь в конце 1890-х годов матрешку впервые выдумал и вырезал талантливый токарь-умелец Василий Звездочкин, а расписал художник Сергей Малютин. В годы крепостного права никаких матрешек не существовало в принципе.
Иногда дежурства у Анискина и Сидорова проходили на удивление спокойно. Ни убийств, ни изнасилований, ни, упаси Господи, семейных скандалов во вверенном районе. В свободные часы Анискин порой рассказывал Сидорову интересные истории из своей долгой жизни. Сегодняшний вечер не стал исключением.
— Я тогда только-только в школу милиции поступил. Отправили меня на практику к капитану Солодову из уголовного розыска. Про него по городу легенды ходили — как он и аферистов разоблачал, и на матерых вооруженных бандитов один против троих выходил. И ведь задерживал! В общем, мне начальник курса так и сказал: «Тебе, Анискин, повезло, что под началом такого зубра работать будешь».
И вот буквально на следующий день после того, как я под его начало попал, Солодов мне говорит: «Садись, Анискин, протокол допроса писать. Задержали карманника в трамвае. Будем сейчас с тобой его колоть».
Вводят к нам в кабинет невысокого немолодого мужчину. Он в костюме, а на костюме — орденские планки. Ой, думаю, какой же это карманник? Герой войны, а его как преступника, в милицию. Наверное, какая-то ошибка. А капитан Солодов времени зря не теряет, смотрит документы: «Так, значит, Максим Иванович Фролов, 1918 года рождения. Ветеран войны, инвалид, контуженный. Что же вы, Максим Иванович, по чужим карманам шаритесь?» «Ошибка вышла, гражданин начальник, — отвечает тот. — Не шарился я ни по чьим карманам. Я ехал по своим делам, а что у дамочки кошелек выпал да мне под ноги упал, я тут совсем ни при чем».
Солодов кивает: «Может, и ошибка вышла. Мои орлы и погорячиться могли, такое случается. Ну, тогда вкратце биографию свою изложите. И если все с документом сойдется, я вас отпущу». Задержанный кивает: «Откуда начинать то, гражданин начальник?» — «Да с самого начала».
«Как скажете. Родился я на Украине в 1918 году в семье сельского кузнеца и скотницы. Когда мне исполнилось семь лет, батя решил, что надо перебираться в город. В деревне начали затягивать гайки, да и меня, считал батя, надо в городскую школу отдать. В итоге в 1925 году мы перебрались в столицу Украинской ССР. Меня, малолетку, дальше деревни никогда не выезжавшего, Киев буквально потряс. Огромные здания, брусчатка, площади. Впервые в жизни я увидел трамвай! Окончив школу, я пошел в училище на токаря. Потом на завод. Стал комсомольцем, потом коммунистом...» — «С какого года в партии?» — перебил его Солодов. «Там же написано, — ухмыльнулся Фролов. — С 1941 года». Капитан кивнул. «Ну, а дальше началась война, — продолжал задержанный. — Я пошел на фронт добровольцем. Было все — и окружение под Киевом, и прорыв к своим. И гибель друзей, и мои ранения, в том числе тяжелые. Родители мои погибли в оккупации. Что еще вас интересует?»
Солодов посмотрел на него: «Только то, гражданин, извините, не знаю вашу настоящую фамилию, как вам не стыдно надевать орденские планки и строить из себя ветерана войны? Отправляйтесь в камеру и хорошенько подумайте, что лучше написать в чистосердечном признании» ...
Когда капитан объяснил мне, как он понял, что перед ним — вор, я понял, что сыщик должен обладать недюжинной эрудицией. И постоянно, помимо основных занятий, повышал уровень знаний, читая энциклопедии. Чего и вам желаю, коллега, — завершил свой рассказ Анискин.
Как капитан Солодов понял, что «герой» - не тот, за кого себя выдает?
Задержанный очень подробно рассказывает этапы своей жизни, видно, что он выучил «автобиографию» назубок. Ошибся он, когда решил для красного словца приукрасить рассказ отсебятиной. С 1919 по 1934 год столицей УССР был Харьков, а не Киев. На незнании этого факта Солодов и подловил Фролова.
Старый приятель Анискина Владислав Лагойский имел пунктик. Он почему-то считал, что происходит из дворянского рода, и всячески пытался доказать свою теорию. Страсть Владислава была известна всем его знакомым и нередко становилась поводом для шуток.
Вчера у Владислава был день рождения. Увы, Анискин не смог побывать у него в гостях, поскольку находился на дежурстве, но решил зайти сегодня. Приятелю он нес лучший подарок — книгу.
Владислав встретил его, сияя от радости. Давненько Анискин не видел его таким счастливым. С тех пор как приятель через архив выяснил, что его прабабка по материнской линии была крестьянкой из деревни Большое Жабино, он все больше грустил. Хотя и не терял надежды, что, может, хотя бы по отцовской линии в его жилах течет голубая кровь.
— Привет! Ну все, теперь точно знаю, что я дворянин! — воскликнул Лагойский, увидев Анискина.
— Поздравляю! — пожал ему руку сыщик. — Рассказывай.
— Вчера у меня были гости, и среди них мой старый друг Николай Егоров. Наши родители дружили с давних пор, еще когда наша семья жила в Рязани. Затем появились мы, понятное дело, и у нас возникла дружба. Потом мои родители умерли, меня забрала в другой город родственница Инга Валерьевна. После переезда мы с Николаем отдалились друг от друга. Да и вообще, Инга Валерьевна сделала все, чтобы я забыл старых друзей... Мыс Николаем встретились вновь уже в зрелом возрасте и сильно поругались. Он высмеял мое желание искать дворянские корни. Но вчера мне исполнилось 60 лет, и я решил пригласить Николая. В конце концов, не мальчишки уже, что нам делить.
Николай не стал отказываться. Во время застолья, когда пришла его очередь говорить тост, он встал и сказал: «Дорогой Славик! Как ты знаешь, наши семьи дружили много лет. У меня давно не доходили руки разобрать тумбочку, которая осталась от моей умершей бабушки. И вот на днях, роясь в ее бумагах, я нашел то, что, несомненно, будет тебе интересно», — и Николай протянул мне этот пожелтевший конверт.
Владислав с благоговением извлек из конверта пожелтевший листок в клетку, исписанный убористым почерком.
— Что это? — поинтересовался Анискин.
— Это письмо от моей бабушки по отцовской линии бабушке Николая. Думаю, она пыталась написать и нам, но Инга Валерьевна просто выбрасывала письма. Ее мужа расстреляли в 1937 году, и она постоянно всего опасалась.
— Так что же в письме? — поинтересовался Анискин, рассматривая пожелтевший конверт, лежавший на журнальном столике.
Владислав взял письмо и с выражением зачитал вслух:
— «Милая моя Анфиса Павловна! Отправляю тебе письмо с доверенным человеком. Женщина / нас одна на Большую землю едет, попросила ее опустить там этот конверт в почтовый ящик.
Обвинили меня, как ты знаешь, в белогвардейском заговоре, дали 25 лет лагерей. Поместили в лагерь для лиц дворянского происхождения. Господи, как будто я виновата, что мои родители были не крестьянами или пролетариями! У нас тут сидели и княгини, и графини... Некоторые уже совсем старенькие, на ногах почти не стоят, а надо же — белогвардейцы... После смерти С. режим смягчили, перевели на поселение, но с пожизненным запретом на въезд в города. А у меня туберкулез уже в последней стадии, таи что, чувствую, недолго мне осталось. Внука бы повидать перед смертью, да, видать, не судьба. Храни его Господь. Передай ему, милая Анфиса, чтобы был достоин своих предков, которые всю жизнь служили России, были в высоких чинах и почете. Прощай! 21 января 1956 года».
Анискин уважительно поцокал.
— Что ж, похоже, твой друг сделал тебе лучший подарок на день рождения, какой только мог. Ты ведь счастлив?
— О да! — воскликнул Владислав. — Давно я не испытывал такой радости!
Анискин выпил чаю, скушал кусок торта, а выйдя на лестницу, грустно покачал головой. «Бедняга Владислав! Какой жестокий розыгрыш! Видать, друг не простил его и отомстил за давнюю ссору. Или, наоборот, хотел доставить ему удовольствие? Сам черт не разберет. Но не буду разочаровывать его, если выяснит сам, что письмо поддельное — я тут ни при чем».
Почему Анискин решил, что письмо поддельное?
Все дело в конверте, где находилось письмо. После начала Второй мировой войны по всему миру (и СССР не был исключением) в целях соблюдения секретности отменили почтовые индексы. Снова индекс стал применяться в Советском Союзе лишь в 1971 году. Поэтому на конверте, который якобы был передан в 1956 году, индекса быть не могло. А раз конверт фальшивый, скорее всего, подделка и письмо.
Однажды Сидоров принес в отдел журнал и, пока рабочий день не начался, прихлебывая чай, пояснил Анискину:
— Теща выписывает. Все уговаривала меня почитать, а я отказывался. А вчера все-таки уговорила. Так я оторваться не могу, прелюбопытнейшее чтиво оказалось!
— Что за журнал? — заинтересовался Анискин.
— Да тут люди истории из своей жизни присылают, не журналисты пишут, а сами читатели. Очень и очень интересно. Прямо запоем читал. И хотя не ожидал, меня там даже одна история любви тронула. Чего только в жизни не бывает!
— Что за история? — спросил Анискин, и Сидоров, взяв журнал, с выражением продекламировал:
— Мой папа погиб на фронте в 1941 году. Но в этом нет ничего необычного — почти каждую семью затронула Великая Отечественная война. Гораздо удивительнее история его знакомства с моей мамой. Мама — Любовь Михайловна Ларионова, а тогда просто Любочка, работала на заводе. И вот в 1928 году ей выдали путевку в дом отдыха в Подмосковье. Она долго не хотела ехать, но тут ее знакомая, которая гадала на картах (довольно опасное занятие в те годы), раскинула ей колоду и сказала: «Езжай, Любаша, там ты встретишь бубнового туза. То есть — свое счастье». Мама и поехала. Ее отдых уже подходил к концу, когда в дом отдыха приехал молодой и красивый Борис Абрамович Герцензон (забегая вперед, скажу, что он и стал моим папой). Он был ответственным работником на стройке в Заполярье. Там, под Мурманском, возводили горно— обогатительный комбинат. Он не отдыхал целых три года, с большим трудом начальство уговорило его хотя бы неделю потратить на поправку здоровья. Да просто выспаться, наконец! Любочка и Борис познакомились на танцах, которые каждый вечер устраивали в доме отдыха. Они медленно кружились под звуки «Амурских волн», «На сопках Маньчжурии», «Школьного вальса» ... После танцев Борис провожал Любу до номера. И больше ничего! Это было совсем другое поколение — сильное, чистое и очень нравственное.
И вот через три дня после знакомства Люба собралась съездить в Москву по делам. Она предложила Борису составить ей компанию — ведь он никогда не видел столицу, но очень хотел побывать в Мавзолее. Молодые люди пришли на станцию и, купив билеты, стали ждать электричку. Люба и Борис стояли у края насыпи (высоких платформ тогда не было). И вот издалека раздался гудок. Влюбленные молодые люди (а уже тогда между ними проскочила искра) продолжали разговаривать. Люба стояла спиной к путям и, когда состав затормозил, не дожидаясь полной остановки, повернулась и поставила ногу на ступеньку, которыми тогда были оснащены все вагоны.
Увы! Это была не электричка, а поезд дальнего следования, шедший в Москву. Он лишь притормозил на станции (остановки здесь не было) и снова стал набирать скорость. Люба зацепилась ногой за ступеньку, ее швырнуло на землю, от удара она потеряла сознание. Ее бы затянуло под колеса, но Борис подхватил ее под голову и, удерживая на весу, побежал рядом с ускоряющимся составом. Конечно, надолго бы его не хватило, тем более уже был виден конец платформы, но тут принялись кричать пассажиры вагона, которые увидели, что происходит, а кто-то дернул стоп-кран. Поезд остановился, Люба была спасена. А на следующий день Борис сделал ей предложение. Люба приняла его, и они вместе уехали в Заполярье. В нашей семье родились четверо детей, я — самая младшая, появилась на свет уже после того как папа ушел на фронт. Мама очень часто рассказывала эту историю, я запомнила ее почти дословно. А после ее смерти, разбирая ее бумаги, наткнулась на дневник, который она вела до свадьбы и почти дословно воспроизвела историю в письме в вашу редакцию. Надеюсь, вы ее напечатаете. К письму прилагаю фотографию — Борис и Любочка на той самой платформе, где мама чуть не погибла, сразу после свадьбы, за день до отъезда в Мурманск.
— Хорошая история, — закивал Анискин, беря из рук Сидорова журнал. — Красивая. Жаль только, что неправда это. По крайней мере, некоторые романтические подробности явно придуманы. Видно, пожилой женщине просто не хватает внимания, вот она и захотела увидеть свое письмо на страницах журнала. Ну ладно, спишем на возраст!
Почему Анискин не поверил в историю?
Если уж автор письма дословно копировала все из дневника мамы, то там никак не мог фигурировать «Школьный вальс», написанный лишь в 1950 году. Кроме того, электрички были запущены в Подмосковье лишь в 1929 году. А первая электричка в СССР появилась в 1926 году под Баку.
Получив сообщение о том, что, серый "шевроле" с номером, начинающимся на шестерку, сбил женщину и скрылся, инспектор Вернер и сержант Фитт выехали к вилле господина Нилендера, машина которого как будто соответствовала описанию. Не прошло и получаса, как они были на месте.
Серый "шевроле" стоял перед домом. Увидев полицейских, хозяин спустился к ним прямо в пижаме.
- Я никуда не выезжал сегодня, - заявил он, выслушав инспектора. - Да и не мог бы: вчера я потерял ключ от зажигания, а новый будет готов только в пятницу.
Фитт, успев тем временем осмотреть автомобиль, прошептал инспектору:
- Видимо, он говорит правду. На машине нет никаких следов столкновения.
Инспектор, облокотясь на капот автомобиля, отвечал:
- Это ничего не значит, удар был несильным, ведь потерпевшая жива. А ваше алиби, господин Нилендер, кажется мне чрезвычайно подозрительным. Где вы спрятали ключ от зажигания и почему пытаетесь скрыть от меня, что только что приехали сюда на этой самой машине?
Что дало инспектору повод заподозрить Нилендера во лжи?
Инспектор недаром облокотился на капот "шевроле": он применил самый простой способ узнать, давно ли выключен мотор машины. Очевидно, капот был еще теплым. Ответ
Знакомый инспектора Вернера господин Линден сообщил инспектору, что требуется его помощь: жену господина Линдена, Бланку, ограбили. Через четверть часа инспектор в сопровождении сержанта прибыл к вилле Линденов. Бланка заявила ему:
— Я отправилась на автомобиле в город и остановилась у ювелирного магазина. В тот момент, когда я открыла дверцу и выходила из машины, какой-то молодой человек, ехавший на мотоцикле за мной, выхватил у меня сумочку и скрылся за углом. Я даже не успела закричать.
Инспектор пообещал Линдену заняться делом, после чего отвел Бланку в сторону и сказал:
— Я не верю ни одному вашему слову. Вероятно, вы слишком много потратили и, боясь признаться мужу, придумали это ограбление.
Что натолкнуло инспектора Вернера на эту мысль?
Подойдя к вилле, инспектор заметил, что машина Линденов имее руль с правой стороны и, следовательно, Бланка, остановившись перед магазином, вышла из машины на тротуар, а не на мостовую, где ее мог ограбить мотоциклист. Ответ
Запах газа, пробивавшийся из квартиры господина Альмуса, к счастью, привлек внимание соседа, который не спал в эту ночь, занятый срочной работой. Вызванные по телефону инспектор Вернер и сержант Фитт прибыли очень быстро. Альмус был еще жив, его отправили на "скорой помощи" в больницу.
- Убийца допустил промашку, - констатировал инспектор, указывая на перчатку, лежащую в передней на стуле и не принадлежавшую хозяину квартиры (об этом сказал он сам, прежде чем его снесли на носилках в машину).
- Этот тип пробрался сюда, чтобы открыть газ, а потом впопыхах забыл перчатку. Возможно он вернется за ней, чтобы замести следы, не подозревая, что попытка убийства не удалась, - рассуждал вслух сержант Фитт. Детективы выключили в квартире свет и приготовились к появлению "гостя". Действительно, через полчаса скрипнула дверь, и кто-то тихо вошел в переднюю, освещая себе дорогу спичкой.
- Руки вверх! - произнес инспектор.
Сержант включил свет и обратился к вошедшему:
- Вы пришли за своей перчаткой, не так ли?
Незнакомец не стал отрицать, но решительно отверг обвинение в том, что он покушался на жизнь Альмуса. Сержант напомнил ему о смягчении наказания, которое применяется к сознавшимся преступникам, но тут инспектор Вернер отвел сержанта в сторону и сказал:
- Этот ночной визит действительно крайне подозрителен, но я не думаю, что этот господин покушался на жизнь Альмуса.
Почему инспектор пришел к такому выводу?
Убийца, который открыл в квартире газ, не вернулся бы в нее с зажженной спичкой... Ответ
В этот жаркий летний день инспектор Вернер, весь залитый потом, преследовал по городским улицам известного гангстера Длинного Джима. И буквально на глазах инспектора Длинный Джим был убит наповал выстрелом из проезжавшей автомашины.
- Это дело рук Гаусена, главаря конкурентов Джима, - сказал инспектор сержанту Фитту. Через четверть часа они звонили в жилище Гаусена.
Дверь открыл сам Гаусен, держа за руку сына.
- Я вернулся домой полчаса назад и не выходил с тех пор из квартиры, - заявил Гаусен в ответ на вопрос инспектора. В этот момент ребенок вырвался из его рук, опрокинув столик с лимонадом и порцией подтаявшего мороженого.
- Проклятая мелюзга, - разозлился гангстер. Показывая на мороженое, он сказал:
- Мороженщик Том, который стоит со своей тележкой здесь, перед домом, может подтвердить, что я пришел полчаса назад и купил у него мороженое для ребенка, а потом уже не выходил.
- Я знаю Тома и его связи с твоей бандой, - отвечал инспектор. - Он готов в любую минуту подтвердить ложное алиби.
Почему инспектор догадался, что Гаусен лжет?
В жаркий летний день за полчаса мороженое растаяло бы полностью или почти полностью. Ответ
У госпожи Ленон пропал бриллиант весом в пять каратов. Как она заявила, единственный человек, знавший о бриллианте, - это секретарь ее покойного мужа Пеблер.
Расследовавшему пропажу бриллианта инспектору Вернеру Пеблер сказал:
- Во-первых, я ничего не знал об этом камне. Во-вторых, у меня дома действительно хранится небольшой бриллиант, но это семейная реликвия - его купил в начале века мой дедушка, будучи в Норвегии.
Порывшись в старых бумагах, Пеблер предъявил в доказательство пожелтевшее от времени письмо:
"Дорогой сын! Будучи проездом в Осло, я купил за полцены неплохой бриллиант. Это подарок для твоей матери.
Твой отец. 4 мая 1906 г."
Прочитав письмо, инспектор воскликнул:
- Это подделка, Пеблер! Я арестую вас по подозрению в краже бриллианта!
Что позволило инспектору Вернеру прийти к такому выводу?
В 1906 г. г. Осло назывался Христиания.
Основанный в 1048 году, Осло после пожара в 1624 году был вновь отстроен, после чего получил название Христиания в честь короля Христиана IV.
Лишь в 1925 году город вновь стал называться Осло. Ответ
- Некий Девид Липарт, - докладывал сержант Фитт инспектору Вернеру, - сообщил, что у него похитили очень ценную монету. У Липарта прекрасная нумизматическая коллекция. Новую монету он приобрел всего лишь несколько дней назад. Он искал ее много лет и был совершенно счастлив, что в конце концов ему удалось ее заполучить. С ним живут два его брата, тоже коллекционеры. Старший, Фредерик, коллекционирует почтовые марки, а младший, Эразм, собирает старинные книги. Известно, что братья крайне ревниво относятся друг к другу, и удача приобретения одним из них всегда расстраивала других. Все три коллекции хранятся в одной большой комнате. Ключ от шкафа с коллекциями - в вазе, стоящей на камине. Вчера Девида навестил его приятель, некий Янек. Девид показал ему свое приобретение. Монета так понравилась Янеку, что он тотчас предложил за нее большую сумму. Однако Девид не захотел ее продавать. Сегодня утром Янек снова звонил Девиду и повторил свое предложение. Девид и на этот раз отказал ему, а потом отправился в комнату, чтобы еще раз взглянуть на монету, но ее не оказалось на месте. Шкаф был открыт ключом, замок был не поврежден.
- Отпечатки пальцев? - спросил инспектор.
- Не обнаружены. Все места к которым прикасались руки человека, оказались тщательно протертыми. Фредерик утверждает, что ни о чем не имеет понятия. Эразм сегодня рано утром уехал, и, естественно, мы не сможем его допросить.
- Пожалуй, я знаю, кто из трех похитил монету, - проговорил инспектор Вернер.
Кто?
Монету мог похитить только Янек, так как у него одного было основание для того, чтобы позаботиться об уничтожении отпечатков пальцев. Отпечатки пальцев двух братьев вполне естественны, поскольку они живут вместе. Ответ
Пуля попала в самое сердце. Револьвер лежал тут же около убитого. Врач засвидетельствовал, что смерть наступила вечером предыдущего дня. Сейчас около 8 утра. Инспектор Вернер прибыл в эту маленькую одноэтажную виллу четверть часа тому назад. Он внимательно слушал показания вдовы.
- Я приехала вчера с поездом, который прибыл в 19.30, и через несколько минут была дома. К мужу в кабинет не заходила, так как была уверена, что он все еще гостит у своего приятеля в деревне. Я распаковала вещи, легла в постель и начала читать книгу. Уснула я не сразу и ничего подозрительного не слышала. Рано утром меня разбудила секретарша мужа, сообщившая мне эту трагическую новость...
- Мой шеф просил меня прийти сегодня немного пораньше, - рассказывала секретарша. - Я хотела, как обычно, пройти в его кабинет через террасу, однако на мой стук никто не ответил. Стеклянная дверь была заперта изнутри, через неё я увидела, что он лежит на полу, а рядом - пистолет. Первое, что мне пришло в голову: это самоубийство. Я обежала дом и позвонила у главной двери. Дверь мне открыла жена шефа, которой я рассказала о том, что увидела. Мы тотчас же позвонили в полицию и вот только сейчас вместе с полицейскими вошли в эту комнату. Ее слова вдруг прервал громкий звонок. От неожиданности все вздрогнули. Это зазвонил будильник, стоявший около дивана покойного. Не успел будильник дозвонить до конца, как инспектор проговорил:
- Нет, это было не самоубийство. Одна из вас говорит неправду.
На кого указал инспектор?
Это жена. Покойный мог завести будильник только после 20 часов. Значит он был жив, когда приехала жена. Вместе с тем она утверждает, что ничего не слышала, в то время как звук выстрела не услышать практически невозможно. Ответ
Владелец виллы с садом некий Паркленд был убит в собственном гараже ударом тяжелого молотка по голове. Его тело было обнаружено через два часа после смерти. Молоток лежал рядом с убитым. Кроме того, инспектор Вернер обнаружил неподалеку почти новую перчатки с левой руки. Перчатка вряд ли могла принадлежать Паркленду - она совершенно не подходила ему по размеру. Захватив перчатку, Вернер отправился в ближайший магазин. Хозяин магазина заявил, что у него на складе действительно есть такие перчатки, но идут они плохо и за последнее время ему удалось продать всего лишь две пары.
На подозрение прежде всего были взяты два соседа Паркленда, с которыми тот неоднократно скандалил и судился: Гевин и Кокнер. Гевин, которого Вернер попросил показать все имеющиеся у него перчатки, тотчас же вытащил из ящика комода точно такую, какая была найдена в гараже, и сообщил, что вторую он потерял неделю назад, а других перчаток у него нет. На вопрос сержанта Фитта, когда Гевин последний раз видел Паркленда, Гевин сдвинул перчатку, которую он натянул на руку, демонстрируя ее инспектору и сержанту, посмотрел на часы и сказал:
- Сейчас два часа дня. Паркленда я видел около десяти утра, когда он открывал свой гараж.
Второй сосед, Кокнер, заявил, что у него перчаток нет. Когда же ему показали перчатку, найденную в гараже, то он признался, что она похожа на перчатки, которые у него были раньше, но, ремонтируя мотоцикл, он так сильно их запачкал, что их пришлось выбросить.
Выслушав оба объяснения, инспектор начал совещаться с сержантом Фиттом, который был склонен к тому, чтобы задержать Гевина.
- Нет, Гевин невиновен, - возразил инспектор Вернер. - А вот с Кокнером нам следует познакомиться поближе.
Почему Вернер снял подозрения с Гевина?
Как известно, в гараже была найдена перчатка с левой руки. Перчатка Гевина тоже левая, так как ему, чтобы посмотреть на часы, которые носят на левой руке, пришлось ее сдвинуть. Ответ
- Когда я возвращался на мотоцикле из Россело в Помдорф, уже стало смеркаться, - начал рассказывать сержант Фитт. - Вдруг я заметил, что на левой обочине шоссе лежит человек. Очевидно, он был без сознания. Я постарался привести его в чувство, но из этого ничего не вышло. Пришлось на попутной машине, направлявшейся в сторону Россело, отправить пострадавшего в ближайшую больницу, где ему была оказана первая помощь, после чего он смог дать показания.
И сержант Фитт протянул Вернеру исписанный лист бумаги.
"Моя фамилия Вельтер. Сегодня на шоссе я остановил попутную автомашину и попросил водителя довезти меня до Помдорфа. В тот момент, когда я стал усаживаться на сиденье рядом с ним, он неожиданно вытолкнул меня из машины, вырвав при этом сумку, которую я держал в руке. Упав на шоссе, я сильно ударился о землю. Единственное, что я запомнил, - это быстро удаляющийся автомобиль. Очнулся уже в больнице. Но самое страшное то, что в сумке была значительная сумма денег, которые я должен был доставить по назначению".
- Пострадавший не запомнил номера автомашины, и поэтому трудно будет разыскать преступника, - сказал сержант Фитт.
- Я считаю, что никакой автомашины искать не надо, - ответил инспектор. - Вельтер просто-напросто выдумал эту историю.
Почему Вернер пришел к такому выводу?
Если бы он говорил правду, то он должен был лежать на правой стороне обочины, а не на левой. Ответ
К домику Камаса инспектор Вернер и сержант Фитт подъехали в полночь. Шел холодный осенний дождь.
- Сегодня Камас не должен ускользнуть, как в прошлый раз, сказал Вернер, обращаясь к Фитту.
Оба крадучись, приблизились к дому. На стук никто не отозвался. Тогда сержент Фитт толкнул дверь - она оказалась незакрытой вошел в комнату и включил свет. В кресле, придвинутом к большому столу, сотрудники милиции увидели мужчину. Его голова свесилась на грудь. Можно было подумать, что он спит.
- И на этот раз ему удалось удрать... на тот свет, - промолвил инспектор Вернер.
На коленях у Камаса лежал пистолет. Пуля пробила грудь навылет. На столе были разложены приспособления для чистки оружия.
Прибывший на место происшествия эксперт обнаружил на некоторых предметах, находящихся в комнате, кроме отпечатков пальцев Камаса, отпечатки пальцев двух других людей, которые уже были знакомы милиции: Санота и Лынна.
На допросе они показали, что действительно были у Камаса и выпили с ним по паре рюмок водки. По их словам, от него они ушли часа полтора тому назад, в тот момент, когда Камас собирался чистить пистолет.
- Видимо, произошел несчастный случай, - предположил Лынн.
- О нет, это - не несчастный случай. Я уверен, что Камаса убили вы! - ответил инспектор Вернер.
Почему он пришел к такому выводу?
Если бы произошел несчастный случай, то в комнате горел бы свет. Ответ
- Мы подозреваем, что Ремер занимается контрабандой, но его трудно уличить в этом, - докладывал сержант Фитт инспектору Вернеру. - Ремер частенько совершает короткие поездки за границу по делам фирмы, в которой служит, и, насколько мы можем судить по ряду сведений, привозит оттуда небольшими порциями героин. Таможенная проверка ничего не дает. Он всегда ездит с небольшим чемоданчиком. Я составил список предметов, которые он обычно возит с собой...
Инспектор взглянул на лист бумаги: "Пижама, две рубашки, безопасная бритва, лезвия, крем для бритья, помазок, тюбик с зубной пастой, мыло, одеколон, полотенце, запонки, щетка для ногтей, расческа, щетка для волос, пара носков, комнатные туфли, пилочка для ногтей, папка для бумаг и теплый шарф."
- Это полный список? - спросил инспектор.
- Да, эти вещи были у него во время последней поездки. Прошлый раз было все то же самое, за исключением теплого шарфа, так как стояло лето.
- Тогда мне понятно где он прячет героин. В следующий раз ищите наркотик в...
Где? К какому выводу пришел инспектор Вернер?
Ремер перевозил героин в тюбике из-под зубной пастой. Инспектор обратил внимание на то, что он возил с собой тюбик, в то время как у него никогда не было с собой зубной щетки. Ответ
- Моя фамилия Елинек... В магазине, где я работаю, возник пожар... Улица Парковая, десять... Я нахожусь в своем кабинете и не могу отсюда выбраться... Здесь много дыма... Приезж... - на этом голос в телефонной трубке прервался.
Инспектор Вернер быстро поднялся со стула.
- Я еду на место происшествия. Немедленно позвоните в пожарную команду и сообщите о случившемся, - отдал он распоряжение находившемуся рядом сотруднику и вместе с сержантом Фиттом вышел на улицу.
Когда они прибыли на место происшествия, то услышали в отдалении звук пожарной сирены. Не дожидаясь приезда пожарников, оба бросились в магазин, из окон которого густыми клубами валил дым, и с большим трудом пробрались в кабинет директора. Там они увидели сидящего в кресле за письменным столом мужчину с безвольно запрокинутой головой.
- К счастью, дышит, но, кажется, потерял сознание, - констатировал сержант Фитт.
После того он снял трубку с телефонного аппарата, стоявшего на письменном столе, и вызвал машину скорой помощи.
- Хорошо, что Елинек успел все же сообщить нам о пожаре, сказал Фитт. - Иначе...
- Иначе он сумел бы замести следы и нам трудно было бы доказать, что поджог совершен не без его участия. Скорее всего для того, чтобы скрыть недостачу в магазине, - возразил инспектор Вернер.
Почему он пришел к такому выводу?
Потеряв сознание, Елинек не смог бы положить трубку телефона на место. Ответ
Инспектор Вернер установил, что преступников зовут Габер, Костан, Берт и Претцел. Но также стало известно, что никто из них не называется своей собственной фамилией, а только фамилией одного из дружков. Следовательно, настоящий Габер выдает себя за Костана или Берта, или Претцела. Также поступают и другие.
Некий Флешер, у которого были контакты с преступным миром, согласился дать инспектору Вернеру необходимую информацию. Они условились встретиться в кафе "Утро". Когда инспектор в сопровождении сержанта Фитта появился там, Флешер уже был на месте.
- До меня дошел слух, - начал разговорчивый сержант, - что настоящий Берт прячется под фамилией Габер, а Претцел - по фамилией Костан.
- У меня же есть основания предполагать, что Претцел употребляет фамилию Габера, а Берт выдает себя за Претцела.
- Каждый из вас угадал только в одном случае, а в другом ошибся, - ответил Флешер. - В действительности же...
Тут Флешер закашлялся, побледнел, схватился рукой за горло. Минуту спустя он был мертв. Пиво было отравлено.
Но инспектору Вернеру уже было достаточно того, что он сказал, чтобы определить настоящие фамилии всех преступников.
Попробуйте и вы их назвать.
У Костана настоящая фамилия Претцел, у Претцела - Берт, у Габера - Костан, у Берта - Габер. Ответ